Их насильно затянули в цивилизацию, определив в «места компактного проживания». Заключили в совхозы, детей забрали в интернаты, а шаманов открыто преследовали. Лесных людей отодвигали всё дальше, в непроходимые чащи, и те от безысходности спивались. Прошли годы: сегодня удэгейцев, орочей, нанайцев, тазов осталось совсем мало, едва за тысячу человек наберётся. В XXI веке наконец обратили внимание. Сегодня шаман — гордый этнический символ края. Самобытность, которую нужно беречь. Накануне в Приморском отделении Союза художников открылась выставка «Душа удэге». В ней участвовала представитель удэгейского народа Раиса АНДРЕЙЦЕВА. Женщину с нелёгкой долей и необычной судьбой знают во всём мире. Она и халаты утончённым узором вышивает, и на бубне играет, и вообще — достойно представляет свой народ на официальных и неофициальных уровнях. Олочи вместо сапог — Раиса Максимовна, знаю, что вы жили в пяти районах края. А сегодня перебрались в Ольгинский… — Всегда близка к эпицентру проживания коренных народов. Второй год работаю главой молдовановского поселения, в старенькой Молдовановке всего-то и осталось 13 пожилых людей, их нужно поддерживать. Рядом, в Михайловке, занимаемся с сыном сельским хозяйством, строим центр удэгейской культуры, который планируем открыть уже осенью. Сбывается мечта всей моей жизни! И всё-таки грустно, что деревни мельчают, молодёжь уезжает в города. Когда-то окрестные сёла принадлежали совхозу «Прибрежный». Помню, в Михайловке знатные арбузы выращивали. Такой был размах! А теперь во всех окрестных деревнях чуть больше четырёх тысяч человек. Одни пенсионеры, молодёжь — 50 лет. В школе детей — 14 человек, а учителей — девять! — А в вашем детстве было по-другому? — Я родилась в послевоенные годы в старейшем удэгейском селе Олон. Хутор стоял на правом берегу Бикина, и там исконно проживали три рода — Пионка, Канчуга, Суанка. Жили в маленьких домиках без заборов, большинство семей были многодетными. В начальную школу ходили за несколько километров от села, без сопровождения взрослых. Носила ту одежду, что мама сошьёт. Вместо сапог — олочи (обувь с кожаной основой и голенищами из грубой ткани. — Ред.) из кабаньей кожи. Обутку наполняли травой, снег в неё не попадал — было очень легко и тепло. Ещё на меня надевали куртку из шкуры изюбря и с мехом косули, легкие брюки. В магазинах одежду не покупали. — Чем занимались ваши родители? — С детства они брали меня с собой в тайгу. Остались воспоминания, как передвигались по реке на лодках-долблёнках, как в лесу жили, как на нартах меня собаки возили. Папа, Максим Елисееевич Пионка, был хорошим охотником, имел награды участника ВДНХ. В 19 лет пошёл на войну, был ранен, вернулся с медалями за отвагу. Тогда у мамы уже были дети от первого брака, но их отец на фронте погиб. Папа на ней женился, и родились мы, пятеро младших. Часто отец подрабатывал проводником: на Олон приезжали военные геологи, он их вверх по Бикину возил. Во время одного из наводнений папа утонул. Государство за отца назначило пенсию в 45 рублей, и, конечно, трудно нам без него стало. В пятом классе забрали меня в интернат, сначала в соседнее село, затем, в 1961 году, построили Красный Яр, где мы, дети удэгейцев, и жили. Там первый раз в жизни надела советскую форму, узнала, что такое валенки. В бубен не стучать! — Ощущалось превосходство русских детей над вами? — Разницу между национальностями мы не чувствовали. Ещё в Олоне жил местный уникум, дед Ульян: сам русский, а по-удэгейски говорил лучше нас всех. Светлый человек был: сказки нам рассказывал, конфетами угощал. Преподавал у нас знаменитый учитель биологии, краевед, почётный гражданин Пожарского района Борис Шибнев, который целую книгу о Бикине написал. Директором интерната был фронтовик Федор Дункай, нашего знаменитого художника дядька. Он за поварами лично следил, так нас кормили на убой — мясом, рыбой. На концертах разрешал нам петь на удэгейском, хотя родной язык мы в школе не изучали, только русский. И на уроках труда некому было учить девочек шкуру выделывать, вышивать. Мы теряли свои корни. А потом гонения на шаманов начались. — Как это происходило? — В Красный Яр приехали большие дядьки из КГБ, стали народ прощупывать. Вызвали меня и маму. Когда меня спросили: «Мать в бубен играет?», я ответила: «Би имеса!», то есть «Не знаю». Тогда председатель нашего леспромхоза всех, кто шаманил, предупредил заранее, в тайгу отправил. Поговаривали, что одного шамана из Тернейского района всё-таки взяли, посадили на теплоход и увезли. Он сильный был, в процессе обряда исчезал, как невидимка, а потом будто являлся из небытия. Но тогда уехал и не вернулся… — А военные, что жили вокруг Красного Яра, не обижали? — Каждый июнь мы отмечали удэгейский праздник, связанный с началом охотничьего сезона. Поначалу, когда до воинских частей доносились сигналы, перекрывали локаторы, они никак не могли понять — откуда звук? А это мы духов заговаривали. Потом привыкли и стали к нам в гости приходить. Помогали по хозяйству, кололи дрова, огород пололи. Однажды угостили нас рыбными консервами. То-то мы удивились: зачем? Ведь сами рыбу ловили, вдоль берега на протоках сети ставили! — После интерната куда направились? — Хотела в Артём, на швею поступить, но одна не осмелилась. Поехала за подругой в Дальнегорск, где в строительном училище получила профессию каменщика. Пять лет работала во Владивостоке: строила цирк, медицинский склад на Баляева. Была самая маленькая, худенькая в бригаде — меня жалели, подкармливали. Но в городе мне было не по себе, неуютно, и я снова уехала Ольгу в Тернейский район, вышла замуж, родила детей. Несколько лет жила на севере Хабаровского края, работала парикмахером: у меня женщины на северах все были модные! Потом вернулась в Приморье, выучилась на юриста и дальше посвятила жизнь удэгейской культуре, в которой душа моего народа. Волшебный узор — Почему алкоголь начал побеждать крепких удэгейцев? — В советское время удэгейских детей в интернате одевали, обучали, кормили. Может быть, у родителей стало меньше забот, вот и начали больше выпивать? Раньше не было такой привычки. Пьянство — страшный бич времени. Хотя была гарантированная работа, госпромхоз. Больше пострадали мужчины. Девочки более целеустремлённые: учились, выходили замуж, оседали в городах. А большинство парней возвращались назад, и многие оставались без семьи. Работая в администрации посёлка Агзу, я организовала акцию по приглашению в тайгу свободных женщин. Но мало кто приехал — не устраивали условия: непроходимые дебри, вертолётное сообщение, отсутствие телефонов. А ведь мужчины готовы были жениться! — Вы, как и мама, шаманите? — На всю жизнь запомнила мамины мотивы. А рукоделием начала заниматься в зрелом возрасте, наша старейшина Татьяна Двойнова обучила меня премудростям вышивки и даже умению выкраивать олочи. Сегодня мной расшитые праздничные халаты покупают иностранцы, один даже в Канаду отправился. А вы знаете, что узор — это не просто украшение, а визитная карточка рода? В одежде нашего рода Пионка должен присутствовать образ медведя. Пришла удэгейская женщина в гости, и по узору о ней всё узнавали — откуда и чья. Сегодня передаю знания другим поколениям. Радостно, что молодёжь потянулась. И не только удэгейцы: в Красноармейском районе старовер великолепные сувениры делает! — В удэгейский центр готовы принять первых гостей? — Мы уже водили несколько детских экскурсий — ребята были в восторге. У нас большая надежда на развитие туризма. И сегодня к нам на праздники съезжаются все национальности без исключения. Так что сидеть сложа руки, отчаиваться — это не выход. Жизнь потихоньку налаживается: вот недавно приехала к нам в Михайловку семья фермеров — с коровами, детьми, помогаем им чем можем. Елена ЖУКОВА ДОСЬЕ Раиса Максимовна Андрейцева родилась в 1947 г. в селе Олон Пожарского района Приморья. Окончила школу-интернат в селе Красный Яр. Образование: строительный техникум, курсы парикмахеров, юридический колледж. Работала в администрации Тернейского района, главой Агзу, участник фестивалей, конкурсов коренных народов Приморья. Руководитель фольклорного коллектива «Кункай».
