Когда отечество погрузилось в очередной кризис и курс рубля по отношению к иностранным валютам упал, осмысление изменившейся действительности подвигло к решительным поступкам. Если зарплата в Республике Корея в переводе на русские деньги теперь составляет сто тысяч рублей и больше, то почему бы не потрудиться там? Наш герой узнал, что его старый знакомый уже отправился туда. И хабаровские турфирмы предлагают поездки в Республику Корея вроде как на отдых, а на самом деле на работу. Когда ты платишь фирме за консультацию, тебе называют место встречи с агентом, который контактирует с саджанами — нелегальными работодателями. — Почему нельзя получить трудовую визу и работать, не нарушая законодательства? — спросил я нашего героя. — Потому что отсутствует межгосударственное соглашение на этот счет, — отвечал он. — Такое соглашение есть между Республикой Корея и Узбекистаном. И узбеки, в отличие от русских, работают легально. Что можно сказать о нашем герое? Выпускник вуза с гуманитарным профилем, он начинал во власти, правда, продержался там недолго. Работал в торговле, организовал собственное предприятие, однако продал его, убедившись в невозможности изыскать средства на развитие. Готов трудиться по двенадцать часов без выходных и праздников, но это не гарантирует ему месячного дохода свыше тридцати тысяч рублей. Официально он холост, что отчасти спасает от раздражений любимой женщины по поводу незавидного благосостояния. На юг через Сеул Поездом до Владивостока, паромом до Республики Корея… План пересечения границы был выработан на пару с хабаровским попутчиком. Во-первых, натянули шорты. Во-вторых, крепко поддали накануне и, опохмелившись баночным пивом, предстали перед корейскими пограничниками. Чем не туристы? — Примерно из ста пассажиров парома реальных отпускников было человек пять-шесть. Остальные ехали на заработки. Некоторые — во второй раз, поэтому интересно было их послушать, — рассказывал мне о почти сутках, проведенных на пароме, наш турист. С хабаровским приятелем он добрался из порта до автовокзала, откуда автобус доставил обоих до столицы — Сеула. Но им был нужен не Сеул, а город на юге страны, где должен был встретить агент, как обещали в турфирме. Агентом оказалась женщина, судя по внешности и знанию русского языка, узбечка по национальности. Она предложила три варианта трудоустройства. Первый — береговое хозяйство, где выращивается морская капуста. Второй – арбайт, или трудовая площадка, на которой любой желающий нанимается на день и на неквалифицированную работу. Третий вариант — луковый остров… — Я выбрал этот вариант, потому что слышал, что на уборке лука платят шестьдесят-семьдесят тысяч вон. В переводе на рубли это три тысячи шестьсот рублей в день, — объяснял мне наш турист. — А на погрузке платят еще больше. Шашлыки для бастующих Саджан встречал парней на автобусе. Доставил их к жилому строению. Выглядело оно неказисто, но в каждой из комнат, вмещавших шесть-восемь человек, были душ и туалет. Кровати отсутствовали: их заменяли циновки. После ужина состоялся разговор о работе. Подъем в четыре утра, выезд на поля в пять, начало работы — в шесть. Окончание тоже в шесть, но уже вечера. — Первый рабочий день показался адом, — не скрывал от меня наш полевод. — В четыре утра за окнами еще темно. Заставили себя проглотить завтрак: вареное яйцо, хлеб с маслом, чай. Надевали самое худшее из одежды и обуви: накануне шел дождь… Выдергивать из земли лук — не самая легкая работа. Ведь луковицы — не с картофелину, как в России, а с человеческую голову. Одной корейской луковицей убить можно. Было бы желание. Но у нашего полевода через полчаса работы преобладало другое желание: как подступить к очередной луковице, чтобы не упасть на землю от боли в пояснице. Он вставал в полный рост, приседал на корточки, передвигался на коленях… Грязный, потный, обессиленный. В двенадцать часов — перерыв на обед. Все получили по чокопайке и баночке холодного кофе. Через пятнадцать минут окрик: «Пали-пали!». В переводе на русский это означало: «Давай-давай!» К концу рабочего дня у нашего полевода трико пропиталось кровью с разодранных колен. На следующее утро оба хабаровских кадра подняться не смогли. Боль в суставах была невообразимая. Упреков не услышали: как выяснилось, все новички на второй день отлеживаются. На третий день встали вместе со всеми, а к концу недели появилось ощущение, что организм приноравливается к нагрузкам и режиму. С кем судьба свела на луковом острове? С такими же, как они сами, русскими людьми, которых достала нужда. Кто-то рискнул вселиться в ипотечную квартиру, кому-то понадобился кредит для обучения сына или дочери, но финал неизменно печальный: работы не стало, как и возможности расплачиваться с банками. В основном это были женщины и мужчины свыше сорока лет, хабаровские приятели оказались самыми молодыми. — Через десять дней мы не получили расчета, хотя его нам обещал саджан, — растолковал мне наш полевод. — Как выяснилось, некоторым из сорока русских не платили больше месяца. А ведь им тоже саджан говорил, что заплатит после декады работы. Молодежь убедила старшее поколение не выходить в поле, что и было сделано. Саджан недовольства не высказал, больше того, пригласил забастовщиков на пикник, расщедрился на шашлыки. Говорил, что деньги на счет долго переводят, что лимит снятия закончился. На следующий день доверчивые русские люди, все как один, вышли в поле. На «Бонго» до фуры Изменился характер работы: женщин направили складывать лук в сетки, мужчин — на погрузку. — Забиваешь сетками маленький грузовичок «Бонго», который заезжает прямо на поле, — говорил мне наш грузчик. — У края поля ждет фура, и в нее надо переместить сетки. Работает транспортер, но в сетке — двадцать кг лука. К концу дня от усталости шатает и руки отнимаются. Денег по-прежнему не платили. Саджан говорил, что впереди посадка картофеля, что если не сегодня, то завтра он рассчитается. Настал день, когда все как один не вышли на работу, хотя об этом не договаривались. Видимо, у каждого наступил предел. — Мы реально чувствовали себя рабами, — признавался мне наш грузчик. — Уже не помню, сколько дней мы не работали — то ли неделю, то ли декаду. Еду привозили раз в три дня, курево купить было не на что. Тем не менее расчет состоялся. Хотя деньги были не те, что обещал саджан. Оставаться на острове никто не пожелал. Хабаровский приятель и другие мужики поехали устраиваться на завод. — Работа на заводе — это шесть месяцев, из которых пять с лишним — нелегальщина. Я решил пойти на почту, и когда истекут два месяца моего пребывания в Корее по туристической визе, вернуться домой, не нарушая сроков и законодательства, — сказал мне наш грузчик. На почте он работал в ночную смену, перегружал с транспортерных лент посылки, вес которых колебался от трехсот граммов до семидесяти килограммов. Жил в мотеле, за номер и питание рассчитывался сам. Скорость движения транспортеров не позволяла расслабиться, нагрузка была не меньше, чем на луковом острове. Правда, радовала чистота. А угнетало осознание собственного ничтожества: корейцы и узбеки, работавшие рядом, имели за смену 180 тысяч вон, или полторы сотни долларов. Русским полагалось в три раза меньше. Возможно, большая часть заработанного перечислялась агенту-узбечке. На луковом острове жители местной деревни не скрывали, что им платят четыреста долларов в день. Русским гастарбайтерам платили сто… Выручай, «зеленый коридор» Еще летом наш герой вернулся в Хабаровск. Баланс двухмесячного пребывания на заработках за кордоном оказался нулевым: что было там получено, то было там же израсходовано. Надежды поправить материальное положение не оправдались. Затраты на поездку были не такие уж маленькие — тридцать тысяч рублей в один конец, включая проезд и раздачу «слонов» всем участникам продвижения гастарбайтеров в сопредельное государство. — Наверное, зарубежное кидалово ни в чем не уступает отечественному, и ты уже не откликнешься на объявление о заработках в Республике Корея по сто тысяч рублей в месяц? — спросил я нашего героя. — Приятель, с которым мы туда поехали, до сих пор работает на заводе. Каждый месяц он переводит родителям эти самые сто тысяч в долларовом эквиваленте. Проживание и обеды — бесплатные. Оставляет себе деньги на карманные расходы. На Дальнем Востоке такой оплаты простому человеку не найти! — Но ведь твоего приятеля если не посадят, то оштрафуют за нелегальное пребывание! — не преминул вставить я. — Не посадят и не оштрафуют. Республика Корея регулярно вводит «зеленые коридоры», когда любой нелегал может без проблем покинуть страну. — Значит, ты поедешь туда снова? — спросил я. — Думаю. Надоело вкалывать за прожиточный минимум, постоянно занимать и отдавать. Чиновником краевого уровня я был, но ушел. В краевые депутаты не стремлюсь. Где еще заработать приличные деньги, чтобы прокормить семью, обзавестись квартирой, машиной? Надеюсь, что в Корее во второй раз мне повезет. Надежды юношей питают… Эту фразу приписывают Михаилу Ломоносову, пришедшему в столицу пешком из поморской деревни. У юношей, которые плывут и летят в Республику Корея из России, надежды куда прозаичней, чем у знаменитого предка. Но сбудутся ли они? Михаил Карпач
